За год до смерти я встретил тебя - Ао Морита

и забыл, какой я неудачник, и теперь ненавидел себя с утроенной силой. И даже подумал: как же мне не повезло выжить.

* * *

Как-то вечером меня навестили Эри и Сёта. Все такие же летние: Сёта – в белой футболке и джинсовых бриджах, Эри – в синем платье, которое ей очень шло.

Но еще больше я удивился, когда увидел в ее руках цветы.

– Акито, как ты себя чувствуешь? Мы вот тебе в ближайшем цветочном купили. Эти цветы называются герберами, знаешь их? Продавщица посоветовала. Я поставлю?

– П-правда? Спасибо.

Эри поставила в вазу десять разноцветных гербер. Сёта стоял молча.

Я примерно представлял, о чем он думает.

– Сёта, ты чего? Присел бы хоть, – предложил я ему, но тот даже не пошевелился.

Спустя еще какое-то время наконец вымолвил:

– Акито, ты ничего не хочешь нам сказать?

Он не злился, ни в чем не упрекал меня. Кажется даже, скорее расстроился.

– Ну… Ах да. Простите, что грохнулся в обморок и напугал. И что мы огни не зажгли.

– Я не о том.

И я прекрасно это понимал. Думаю, родные уже рассказали ему о болезни.

Но я все равно упорствовал:

– Просто голова закружилась. Простите, что заставил поволноваться.

– Мы уже все знаем. Ты нас больше не обманешь. Почему не рассказал раньше? Мы же лучшие друзья…

– А зачем? – холодно перебил его я. – У каждого найдется, о чем он не хочет рассказывать. Вот я и молчал. Что такого?

– Да то, что ты нам врал, лишь бы только мы ничего не узнали. Знаешь, как Эри за тебя переживала? Она ведь заметила, что ты ведешь себя странно.

Та понурила голову и сжала губы. На лице застыло горестное выражение.

– Потому что не хотел, чтобы вы меня жалели. Если бы вы узнали, то уже никогда бы не относились ко мне как прежде. Старались бы беречь. А я не хотел.

– Да мы бы!..

Но «никогда» Сёта договорить не смог, осекся на полуслове.

– Даже если бы сказал, болезнь от этого бы не ушла. И мне бы легче тоже не стало. Тут советуйся не советуйся, итог один: надо в одиночку бороться с болезнью. Я и решил, что нечего рассказывать.

– Но…

– У меня швы болят, так что извините, но на сегодня меня оставьте. Хочу полежать, – опять соврал я. Меня держали на обезболивающем, поэтому я особо ничего не чувствовал.

– Хорошо… Но мы еще придем, – убитым голосом пообещал Сёта и ушел.

А Эри не сдвинулась с места, и я просто лег к ней спиной. Опять зазвенело уведомление на телефоне, но я не хотел читать.

– Акито… Если честно, я знала. Про болезнь, – вдруг сказала Эри. От удивления я дар речи потерял. – Еще где-то с мая. Мне показалось, что с тобой что-то не то, и я сходила к вам в гости, пока тебя не было. Спросила у мамы. Она расплакалась и все рассказала. Только просила тебе об этом не говорить. Подождать, пока ты сам соберешься с духом.

Она ненадолго замолкла, а когда продолжила, голос ее дрожал:

– Я понимаю твои чувства, но я тоже очень ждала, что ты с нами поделишься, доверишься нам, пожалуешься. Посоветуешься. Ведь это такая тяжесть. А мы друзья, и я хотела, чтобы ты рассказал.

Подруга шмыгнула носом. Она расплакалась, но я все равно не повернулся и молчал. Сердце обливалось кровью, и казалось, что оно вот-вот разорвется.

– До встречи. Выздоравливай, – пожелала Эри напоследок и тоже ушла.

Какое-то время я пялился в потолок, как будто из меня вынули душу.

Перед глазами стояли хмурые лица друзей, а в груди как будто резали тупым ножом. Чтобы избавиться от видения, я зажмурился и замотал головой.

Из-за моего эгоизма они расстроились. Я их обидел. Мне стало все равно. Пусть сердце хоть прямо сейчас останавливается.

Но тут опять зазвенело уведомление. Я как будто пришел в себя, присел в постели и придвинул поближе разбитый телефон.

«В день фестиваля обещают дождь. Мне, наверное, другой возможности уже не выпадет, так что сижу в шоке».

Я ничего не ответил и накрылся с головой одеялом.

* * *

Начиная со следующего дня меня отправили в специальный зал реабилитации, и там я понемногу ходил и занимался легкими упражнениями. Все остальное время не вылезал из палаты и сидел там ниже травы, чтобы не наткнуться на Харуну.

Несмотря на выговор, который мне сделали Эри с Сётой, я все равно не собирался ей ничего рассказывать. Точнее, считал, что лучше молчать. Не потому, что боялся ее сочувствия или что-то такое, а просто не хотел, чтобы она расстраивалась.

От избытка свободного времени я рисовал в альбомах, которые принесла мама. Думаю, тем же сейчас этажом выше занята и Харуна.

С утра она прислала мне еще одно сообщение, но я пока не ответил. «В последнее время тебя совсем не видно. Наверное, занят? Понимаю: учеба и все такое. Мне заняться особо нечем, так что сижу мастерю тэру-тэру-бодзу. Надеюсь, послезавтра распогодится».

Немного подумав, я наконец составил такой ответ: «Хожу на летние подготовительные занятия, времени совсем не остается. Прости».

На следующее утро я в первую очередь проверил прогноз погоды. Невольно улыбнулся: по-прежнему обещали дождь. Прости, Харуна, но лично мне выгоднее, чтобы фестиваль отменили. Все это время я пристально следил за погодными сайтами.

Еще через час закончилась реабилитационная гимнастика, и я застыл, не решаясь из зала перебраться в лифт. Я знал, что иногда Харуна спускается на первый этаж. На этом участке коридора я всегда соблюдал величайшую осторожность и шел только тогда, когда убеждался, что Харуны нигде нет. Вот и в этот раз: в лифт я сел только после того, как проверил, что девушка на нем не приехала. Однако когда двери открылись на третьем этаже, я лицом к лицу столкнулся с ее мамой-медсестрой.

– Акито-кун?

Я коротко кивнул и хотел ретироваться, но женщина меня поймала.

Понятное дело, тут отпираться бесполезно: все равно узнает. Поэтому я рассказал все как есть. И потребовал с нее обещание, что она ничего не расскажет Харуне.

Ее мама пообещала, хотя и очень слабым голосом. Она стойко выслушала мой рассказ, хотя казалось, что вот-вот расплачется. Правда, меня слезы душили еще больше, чем ее. Мне прежде никому не приходилось объяснять, в каких я оказался обстоятельствах. Я и не знал, что это так сложно.

Я вернулся в палату и погрузился в рисование. Телефон то и дело звонил, но я не отвлекался. Только так я спасался от реальности. Душа утешалась стуком